Просыпаюсь от сумасшедшего стука в дверь. Еще не придя в себя, сжимаю в руке Ключ и бросаюсь к двери. Но двери нет. Посреди голой бетонной стены возвышается тумбочка, на ней стоит отключенный телефон, а на нем лежит спящий кот. Показалось. Это просто поезд пронёсся внизу, под Первым окном, которое выходит в колодец.

Я кладу Ключ на стол, отметив про себя как вспотели ладони. Жарко. Подхожу к окну, распахиваю пыльную ставню и вылезаю, босой, на балкон. Ночь, дождь… Никак не могу надышаться! После комнаты, где постоянно горят свечи, здесь очень влажно. Словно сама ночь приникла к моему лбу своими прохладными губами. Как же давно уже я не дышал дождём! Если бы мне дали новую жизнь, я хотел бы стать дождем: поселился бы в самом дождливом районе Города, и посвятил бы всё отведенное мне время, до капли, небу и ветру. А в дни засухи ездил бы на море, набираться сил. Искал бы и догонял другие дожди, чтобы слиться с ними в обьятии. Радовался бы, как радуге, каждому дню… Но так, как сейчас, тоже хорошо. Ничего не имеет значения, но все полно смыслом.

Вокруг меня только Город и дождь. Несколькими этажами ниже моего балкона, под Первым окном, на стене отеля выступ, площадка. Она густо заросла ивами. Длинные ветви кое-где вросли в камень, и кажется, что это корни. Смотрю на ивы и чувствую ностальгию, хотя ведь никуда не уезжал… Деревья, как и я, дышат и наслаждаются дождём. А над нами, отражаясь в темных окнах отелей, неспешно, как столетние карпы, проплывают желтые облака.

Далеко внизу, в глубине – там, куда даже взгляд падает несколько долгих секунд, отлетая камешком-эхом от балконов и выбоин, в глубоком колодце между отелями река Улица цвета кофе с молоком бурлит среди каменных обломков. Но это далеко не дно Города. Сколько еще этажей внизу! Что и говорить, отели в этой части Города огромны – гигантские когти нацелившиеся в слепой зрачок неба, мерцающий где-то там, в морозной заоблачной вышине. Иногда мне даже кажется, что небо – всего лишь облачко пара, вылетевшее изо рта Города. Отели-нити – как пряжа, в которой запутались постояльцы-муравьи. В солнечные дни Улица очень красива: она блестит, вьётся водяной змейкой, яркая в полумраке отелей, режет глаз солнечным бликом на бутылочном стекле. Я рад, что ее видно с моего балкона. Говорят, в Улице водится говорящая рыба, но я ее никогда не видел. Поднимаю голову вверх и крепче хватаюсь за перила: надо мной – головокружительное переплетение этажей. Некоторые отели обрушились, и застряли, зажатые плечами соседей. Кое-где горят окна. Но мне ни с кем не хочется говорить сейчас.

Отели очень стары – и, как всё старое, стараются занять как можно больше места. Отели выходят с той стороны Города, и, как я думаю, тоже есть постояльцы. Посередине здания соединяются между собой Плоским этажом, на котором еще уцелели остатки Дремотного леса, половина которого теперь залита Безбрежным морем, которое вышло из берегов, когда снег Серограда растял. Весь Город – эта связка хвороста, которую некому поджечь – состоит из отелей. Закрываю глаза и представляю себе, как рушится «Отель»: медленно, словно в замедленной съёмке гибели WTC в Нью-Йорке, он оседает в реку, торжественно-непреклонный, как Христос, в своем венке из огня и пыли, а сбоку, словно из сгнившего винного бурдюка, бьет черный нефтяной фонтан… Потом отель опускается на дно Города, к кораблю-чудищу, и там застревает между двух затопленных зданий… Никто даже не заметит.

Кое-где между отелями перекинуты верёвочные лестницы, которые издалека кажутся гигантской паутиной Спайдермена. Ходить по ним странно – от начала лестницы расстояние кажется небольшим, но когда пускаешься в путь, мост словно растягивается. С каждым шагом ты вроде как замедляешся. Словно с самолета пересел на автомобиль, с автомобиля на велосипед, а с велосипеда на самокат. И все это время ты идешь вперед. Потом туман сгущается, и время, кажется, сгущается вместе с ним. Оно, как мох, облепляет перила, скользит и хлюпает под ногами. Достигая середины моста, ты уже ждешь, что вот-вот из-за ближайшего небоскрёба вылетит птеродактиль… Я люблю мосты. Но когда дома подходят друг к другу вплотную, между окнами, бывает, просто перекидывают пару досок.

Стены в моём отеле сравнительно новые из бетона, хотя кое-где его уже поломали странные жесткие водоросли, поднимающиеся вверх из реки. Я называю эти водоросли «плющ». Плющ обвил большую часть фасада моего отеля, так что иногда приходится с утра подрубать молодые ветки, чтобы выйти из окна номер два – на балкон, ведущий к кафе.

Кафе… Иногда я по старой памяти хожу туда на чашку кофе. «Мое» кафе – единственное из известных мне – сохранило свое название. Выцветшая от времени вывеска «LOS DOS», между буквами которой забились принесенные ветром газеты, светится в темноте, протягивая, словно руки, свои разноцветные неоновые блики в мою комнату.

Вот и все, я просто не могу удержаться. Не дожидаясь рассвета, накидываю рубашку и бреду, держась за канатные перила. Окна «LOS DOS» светятся зеленым светом, как глаза Чеширского кота после доброй порции рыбьих костей из реки Улицы.

Comments RSS